Абабков Леонид Петрович

дети войны

Абабков Леонид Петрович, полковник в отставке, член Союза Советских офицеров, член компартии Беларуси, председатель Совета ветеранов 28 - й Краснознамённой общевойсковой армии, в годы войны сформированной в Астрахани. ...О, детство, нет, я в детстве не был, Я сразу в мужество шагнул, Я молча ненавидел небо За черный крест, за смертный гул..... Мне было пять лет, когда в моё детство ворвалась война. В первый её день 22 июня 1941 г., помню, как над моей деревней летал самолёт и по громкоговорящей связи объявлял о начале войны. Помню, как моя бабушка мать двух взрослых сыновей, оказавшихся в Ленинграде, принялась голосить, причитая : Увижу ли я Петеньку, увижу ли я Мишеньку?» Забегу вперёд: моего отца (Петра) она встретила с войны в 1947 г. на костылях, в этом же году узнала о гибели в Сталинграде сына Михаила. Война, нас детей, делала возмужавшими не по дням, а по часам. Нередко взрослые, рискуя собой, спасали нас от явной смерти, Вот один эпизод: Случилось это весной 1944 г., в то время, когда казалось фашисты были изгнаны с нашей Гдовской земли. Однако мы, выселенные в соседнюю д. Козлов Берег, что на берегу Чудского озера, оказались под вражеским арт. обстрелом и бомбёжками самолётов. В надежде спасти своих троих детей, моя мама, по просьбе своей сестры Андриановой Таисии Матвеевны, вернувшейся из партизан и учительствующей в д. Луневщины, отдала меня ей на сохранение. Но материнское сердце не вытерпело разлуки. И мама на лошади, запряжённой в телегу, отправилась забрать меня. По дороге на Гдов (Псковская обл.) навстречу нам двигалось множество военной техники. Гдовская земля напоминала одно огромное пепелище. Вдруг небо стало покрываться белыми облачками от разрыва зенитных снарядов. Резко меняя высоту истребитель с черными крестами на крыльях, на бреющем полёте обрушился на колонну армейских машин. Побежали врассыпную солдаты. Огромная стальная птица приближалась к нам. Оставив лошадь, мама залегла в канаве, а я побежал в сторону к дереву. Сменив курс фашист устремился за мной, посыпая живую мишень пулемётными очередями. Надо мной висело огромное черное чудовище, закрыв своим телом солнце. До сих пор, зажмурив глаза, я вижу перед собой самодовольную, улыбающуюся фашистскую физиономию, в упор смотрящую из кабины самолёта на меня. Началась пляска смерти, напоминая игру в кошки-мышки. Я прятался за ствол дерева, а самолёт на низкой высоте, совершая облет, строчил пулемётными очередями. На мою голову сыпалась кора, сучья, но ни одна пуля не зацепила меня. Из канавы, доносился голос мамы: «Лёня, сынок, беги ко мне!» Видимо, потешившись, улетел фашист. Долго продолжали мы путь молча. Навстречу нам стали попадаться подводы с ранеными женщинами, детьми. От них мы узнали, что это было зверство того фашиста, прилетевшего с эстонской стороны Чудского озера. Ещё один эпизод из военного детства: Плетёмся мы проголодавшиеся, дети войны, в памятном 1945-м из школы, что за пять километров от моей деревни. И вдруг до нас песня долетела. Матери наши невдалеке везли на санях в колхозный телятник сено и затянули ее, горестно-печальную. Голоса у них простуженные, усталые, но как они душевно и ладно родной русский мотив складывали. О чём рассказывала эта далёкая песня из детства, забылось. Одно помню о еде уже не думалось. И в родную деревню, спалённую гитлеровцами, с землянками среди пепелищ, как-то незаметно пришагали. А когда я уже засыпал на соломенном матрасе, укрывшись телогрейкой , пропитанной материнским потом, мне слышалось, как плыли по деревне голоса наших женщин. Из числа моих близких родственников (в том числе дедушка отец мамы) 12 - погибли в блокадном Ленинграде. Отец, Пётр Данилович, защищая в 1941 г. этот город на Синявине (Синявинские высоты), на всю оставшуюся жизнь получил костыли. Девять месяцев в эвакогоспитале в г. Кунгуре Молотовской (ныне Пермской) обл. врачи боролись за его жизнь.